Глазея пристально и праздно,
я очень странствовать люблю,
но вижу мир ясней гораздо,
когда я в комнате дремлю.

А везде, где льются песни
наших лет былых расейских,
там незримо вьются пейсы
композиторов еврейских.

Три фрукта варятся в компоте,
где плещет жизни кутерьма:
судьба души, фортуна плоти
и приключения ума.

Я боюсь в человеках напевности,
под которую ищут взаимности
обнажая свои задушевности
и укромности личной интимности.

Он новые четверостишья просит,
мол, старые наскучили ему.
Он прав, но где я новые возьму,
когда душа уже не плодоносит.