Глазея пристально и праздно, я очень странствовать люблю, но вижу мир ясней гораздо, когда я в комнате дремлю.
А везде, где льются песни наших лет былых расейских, там незримо вьются пейсы композиторов еврейских.
Три фрукта варятся в компоте, где плещет жизни кутерьма: судьба души, фортуна плоти и приключения ума.
Я боюсь в человеках напевности, под которую ищут взаимности обнажая свои задушевности и укромности личной интимности.
Он новые четверостишья просит, мол, старые наскучили ему. Он прав, но где я новые возьму, когда душа уже не плодоносит.