Если на душе моей тревога,
я ее умею понимать:
это мировая синагога тайно
призывает не дремать.

В мире нет резвее и шустрей,
прытче и проворней(будто птица),
чем немолодой больной еврей,
ищущий возможность прокормиться.

Есть время жечь огонь и сталь ковать,
есть время пить вино и мять кровать;
есть время(не ума толчок, а сердца)
поры перекурить и осмотреться.

Разбуженный светом, ожившим в окне,
я вновь натянул одеяло;
я прерванный сон об измене жене
хотел досмотреть до финала.

У кресла цирюльница будто у плахи
засуетилась, едва я под ахи
шепнул ей, что я сексуальный маньяк,
желающий нынче постричься в монахи.