Живу, напевая чуть слышно,
беспечен, как зяблик на ветке,
расшиты богато и пышно 
мои рукава от жилетки.

Нельзя, когда в душе разброд,
чтоб дух темнел и чах;
не должен быть уныл народ,
который жгли в печах.

Нисколько сам не мысля в высшем смысле,
слежу я сквозь умильную слезу,
как сутками высиживают мысли
мыслители, широкие в тазу.

Мы колесим, ища покой,
по странам и векам,
но всюду возим за собой
свой собственный вулкан.

Большое счастье - вдруг напасть,
бредя по жизненному полю,
на ослепительную страсть,
одушевляющую волю.