Дурацким страхом я томлюсь
во время даже похорон.
Речей высоких я боюсь:
а что как пукнет Цицерон?

Давно я дал себе обет,
и я блюду его давно:
какой бы я ни съел обед,
а ужин ем я все равно.

Забав имел я в молодости массу,
в несчетных интерьерах и пейзажах
на девок я смотрел, как вор - на кассу,
и кассы соучаствовали в кражах.

Хоть много лет из плена мы брели,
Остались до сих пор привычки рабские:
Вот письменность свою изобрели,
А цифры - и сейчас еще арабские.

Мы давно не варим стали
И бензин не стали гнать,
Мы от третьих стран отстали
Так, что им нас не догнать.