Сижу пока под следственным давлением
в одном из многих тысяч отделений:
вдыхают прокуроры с вожделением
букет моих кошмарных преступлений.

Нас книга жизни тьмой раздоров
разъединяет в каждой строчке,
а те, кто знать не знает споров, -
те нас ебут поодиночке. 

Философа знавал я одного, 
он мыслил обстоятельно и сложно, 
духовностью так пахло от него, 
что рядом было слушать невозможно.

А если где-то ждёт попойка,
и штоф морозится большой,
то я лечу, как птица-тройка,
хотя еврейская душой.

Не боялись увечий и ран
ветераны любовных баталий,
гордо носит седой ветеран
свой музей боевых гениталий.