И я сказал себе: держись,
Господь суров, но прав,
нельзя прожить в России жизнь,
тюрьмы не повидав.

Несчастным не был я нисколько,
легко сказать могу теперь уж я,
что если я страдал, то только
от оптимизма и безденежья.

Огромный город утром на работу,
Сомкнув ряды, шагает полусонный.
Ну как еще не догадался кто-то,
Что это тоже митинг незаконный. 

Прожив полвека день за днем
и поумнев со дня рождения,
теперь я легок на подъем
лишь для совместного падения.

Душа засыпает послушно,
вкушая лишь то, что дают;
в России всегда было душно,
а затхлость рождает уют.