На всем лежит еврейский глаз,
у всех еврейские ужимки,
и с неба сыплются на нас
шестиконечные снежинки.

Подумав к вечеру о вечности,
где будет холодно и склизко,
нельзя не чувствовать сердечности
к девице, свежей, как редиска.

А наплевать мне на Нобеля с Буккером
Ни гонорара не жду, ни признания.
Если пишу, что - то только скуки я
И не считаю что это призвание.

В России жил я, как трава,
и меж такими же другими,
сполна имея все права
без права пользоваться ими.

С утра до тьмы Россия на уме,
а ночью - боль участия и долга;
неважно, что родился я в тюрьме,
а важно, что я жил там очень долго.