На всем лежит еврейский глаз, у всех еврейские ужимки, и с неба сыплются на нас шестиконечные снежинки.
Подумав к вечеру о вечности, где будет холодно и склизко, нельзя не чувствовать сердечности к девице, свежей, как редиска.
А наплевать мне на Нобеля с Буккером Ни гонорара не жду, ни признания. Если пишу, что - то только скуки я И не считаю что это призвание.
В России жил я, как трава, и меж такими же другими, сполна имея все права без права пользоваться ими.
С утра до тьмы Россия на уме, а ночью - боль участия и долга; неважно, что родился я в тюрьме, а важно, что я жил там очень долго.