сомненья мне душу изранили и печень до почек проели: как славно жилось бы в Израиле, когда б не жара и евреи.
На всех осталась прошлого печать, а те, кто были важными людьми, стараются обычно умолчать, что, в сущности, работали блядьми.
Открытием сконфузятся потомки, начала наши взвесив и концы: выкармливали мерзость не подонки, а честные, святые и слепцы.
В мертвящем климате неволи мы ощутимее живем: чем гуще фон тоски и боли, тем ярче проблески на нем.
Плетясь по трясине семейного долга и в каше варясь бытовой, жена у еврея болеет так долго, что стать успевает вдовой.