Мне чужд духан с заречным шашлыком,
с заморским, а не русским коньяком
и с юною танцовщицею Машей
с запудренным у глаза синяком.

Смерть матери, отца и горе и беда,
Им блага от Него, и память от тебя.
Но в неизбежном наставленье тебе,
Без лжи чужих — она не изживёт себя.

Где дух уму и сердцу несозвучен,
раздвоен человек и обречен,
самим собой затравлен и замучен,
в самом себе тюремно заключен.

Ощущаю опять и снова
и блаженствую, ощутив,
что в Начале отнюдь не слово,
а мелодия и мотив.

Я воткну беруши в уши
И затихнет вся страна,
Я её не буду слушать
Так же, как меня она.