Когда в Париже 18, А в Барселоне 22, Нам остаётся утешаться, Что не на полюсе Москва.
Виночерпий, бездонный кувшин приготовь! Пусть без устали хлещет из горлышка кровь. Эта влага мне стала единственным другом, Ибо все изменили - и друг, и любовь.
За все на евреев найдется судья. За живость. За ум. За сутулость. За то, что еврейка стреляла в вождя. За то, что она промахнулась.
Я пью, взахлёб гуляю и курю; здоровью непреклонный супостат, весь век самоубийство я творю, и скоро уже будет результат.
Хоть густа забвения трава, только есть печали не избытые: умерли прекрасные слова, подлым словоблудием убитые.